Рет қаралды 5,254
Том второй «Записок об Анне Ахматовой» 1952-1955 читает Татьяна Середина. #аннаахматова #лидиячуковская #аудиокнига #аудиокнигаонлайн #биография #ахматова #чуковская
Жизнь Анны Ахматовой (1889-1966) в 1952-1962 гг., её стихи и пушкиноведение, меткие и лаконичные суждения о литературе, о времени, о русской истории - таково содержание этого тома. В это содержание органически входят основные приметы времени - XX съезд, оттепель, реабилитация многих невинно осужденных, травля и кончина Пастернака, начало новых заморозков. Эта книга - не только об Ахматовой, но обо всём этом десятилетии, о том, с какими мыслями и чувствами восприняли эту эпоху многие люди, окружавшие Ахматову.
Я пожаловалась на свою неудачу в кино со сценарием «Анны на шее»: когда я истратила на работу уже несколько месяцев, начальство вдруг спохватилось, что в рассказе нет положительного героя.
- «Попрыгунья» была бы, пожалуй, более проходима, - сказала я, - там всё есть, что требуется: и отрицательная героиня, и положительный герой...
- И высмеяны люди искусства, - сейчас же сердито подхватила Анна Андреевна, - художники. Действительно, всё, что требуется!
Я высказала предположение, что, быть может, там не люди искусства, а люди при-искусстве, возле-искусства...
- Ну да, Левитан!? - перебила меня Анна Андреевна. - Ведь Рябовский - Левитан... И заметьте: Чехов всегда, всю жизнь изображал художников бездельниками. В «Доме с мезонином» пейзажист сам называет себя бездельником. А ведь в действительности художник - это страшный труд, духовный и физический. Это сотни набросков, сотни вёрст не только по лесам и полям с альбомом, но и непосредственно перед холстом. А сколько предварительных набросков к каждой вещи! Мне Замятины, уезжая, оставили альбомы Бориса Григорьева - там тысячи набросков для одного портрета. Тысячи - для одного.
Я спросила, чем же она объясняет такую близорукость Антона Павловича.
- По-видимому, Чехов невольно шел навстречу вкусам своих читателей - фельдшериц, учительниц, - а им хотелось непременно видеть в художниках бездельников.
Осведомилась, что я сейчас читаю. Я читаю и читаю Фета. Прочла ей наизусть: «Ель рукавом мне тропинку завесила», «Я болен, Офелия, милый мой друг», «Снова птицы летят издалёка»; она просила «Ещё! ещё!» и я читала ещё и ещё.
- Он восхитительный импрессионист, - сказала Анна Андреевна. - Мне неизвестно, знал ли он, видел ли Моне, Писсарро, Ренуара, но сам работал только так. Его стихи надо приводить в качестве образца на лекциях об импрессионизме.