Рет қаралды 1,391
Дорогие подписчики и гости!
Приглашаем на наш канал по изучению русского языка:
/ @ruseduonline
О приговоре по делу 14 декабря Мария Николаевна узнала от брата лишь в конце сентября. Она упрекала его в том, что от неё всё скрывали, и объявила, что «последует за мужем». Александр собирался в то время в Одессу и запретил Марии покидать Белую Церковь до своего возвращения. Однако, как только он уехал, Мария Николаевна, взяв сына, отправилась в Петербург. Она остановилась в Яготине - имении брата мужа, Николая Репнина, - тот должен был сопровождать невестку в столицу, но заболел, и Мария задержалась там на месяц. Её письма родным показывают, что она не доверяла Волконским (отец считал, что Мария находилась под их влиянием):
«Я вижу повсюду ангелов? Находила ли я их в моей belle-mère [свекрови], Никите, Репниных? Верь мне, Александр, что у меня открыты на них глаза, но я об этом ничего не говорила, чтобы не внушать к ним неприязни в моём отце; поведение их мало деликатное заслуживало это, но Сергей от этого пострадал бы» (Мария Волконская - Александру Раевскому).
4 ноября 1826 года Мария с сыном в сопровождении деверя приехала в Петербург, где встретилась с отцом. Настроение Раевского изменилось: он по-прежнему считал своего зятя виновным, однако жалел его, «скорбел о нём в душе своей». Ранее категорически возражавший против поездки дочери в Сибирь, он согласился при условии, что ребёнка она оставит ему: «Когда сын её у меня, она непременно воротится». 15 декабря Мария обратилась с прошением к императору о позволении выехать в Сибирь. Судя по её «Запискам», отношения между ней и Волконскими были сложными: родственники мужа были обижены на то, что она не отвечала на их письма, а Мария не хотела признаться, что их перехватывал брат: «Мне говорили колкости, но ни слова о деньгах». Мария Николаевна заложила свои драгоценности и оплатила часть долгов мужа.
21 декабря она получила разрешение. Николай Николаевич уезжал из Петербурга в своё имение Милятино. Расставание было тяжёлым:
«Я показала ему письмо Его Величества [ответ на прошение]; тогда мой бедный отец, не владея более собой, поднял кулаки над моей головой и вскричал: „Я тебя прокляну, если ты через год не вернёшься“. Я ничего не ответила, бросилась на кушетку и спрятала голову в подушку».
Когда П. М. Волконский, у которого Мария в тот день обедала, спросил, уверена ли она, что вернётся из Сибири, она ответила: «Я и не желаю возвращаться, разве лишь с Сергеем, но, Бога ради, не говорите этого моему отцу». Последний день в Петербурге Мария провела с сыном в доме своей свекрови. Прощаясь с невесткой, Александра Николаевна распорядилась отпустить ей столько денег, «сколько нужно было заплатить за лошадей до Иркутска»[39].
По пути в Сибирь Волконская остановилась в Москве у своей невестки Зинаиды. 27 декабря 1826 года та устроила для Марии прощальный музыкальный вечер и «пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве». Об этом вечере Мария вспоминает в своих «Записках», дополняет её рассказ подробная запись одного из гостей - А. Веневитинова. Сначала Волконская находилась в отдельной комнате, к ней постоянно заходила лишь хозяйка дома, потом, когда остались только самые близкие друзья княгини Зинаиды, гостья присоединилась к обществу. Лишённая возможности петь (в дороге она простудилась), Мария просила повторить её любимые произведения: «Ещё, ещё, подумайте только, ведь я никогда больше не услышу музыки!» В этот вечер Мария в последний раз виделась с Пушкиным, который был «полон искреннего восторга; он хотел мне поручить своё „Послание к узникам“, для передачи сосланным, но я уехала в ту же ночь, и он его передал Александре Муравьёвой».
Всего в Москве Мария провела два дня. Здесь она получила письмо отца, 17 декабря из Милятина он напутствовал дочь: «Пишу к тебе, милой друг мой, Машинька, на-удачу в Москву. Снег идёт, путь тебе добрый, благополучный. Молю Бога за тебя, жертву невинную, да укрепит твою душу, да утешит твоё сердце!» Перед отъездом Мария встретилась с сестрой Екатериной. Они говорили в том числе и об эпизоде, мучившем Волконскую: в газеты попала история о вскрытии её мужем в 1822 году, в то время, когда в дивизии М. Орлова произошли волнения, письма начальника Полевого аудиториата 2-й армии генерала Волкова к П. Киселёву. Сестра как могла успокоила Марию: благодаря Волконскому Орлов знал, о чём его будут спрашивать на следствии. Через много лет Волконская снова обратилась к этому случаю:
«Такой поступок не только не предосудителен, но даже не представляет злоупотребления доверием, так как Киселёв желал, чтобы это письмо было известно Орлову».