"...НО ЖИЗНЬ БЕСКОНЕЧНА!." В. Астафьев "Бабушкин праздник". Прозу Астафьева читает Катя Жигульская.

[@noname-mm8fh]

Помню,как почти два года назад слушала,это вживую в Артеке

[@lidarogovaya9445]

Превосходно, девочка талантливая, благодарю тебя! Подписалась, т. к. впервые увидела и услышала твой голос. Счастья тебе и всего самого доброго. С уважением, из Украины.

[@ПётрГригоращенко-г2х]

Молодец, ооочень хорошо!👍👍👍👍😍

[@nordp-sa7371]

Какая умничка. Будь счастлива .

[@МайклСкофилд-т8п]

Очень круто ! Умница!

[@ПётрГригоращенко-г2х]

Скиньте текст🙏

[@qurrry9]

Вскоре после Ильина дня, как только заканчивался сенокос, в наш дом собиралась вся многочисленная родня - гостевать, а точнее - праздновать день бабушкиного рождения. Случалось это раз в два-три года. К полудню, в горнице нскрыты столы. По сибирскому закону, всё, что есть в печи, в погребе, в кладовке - всё, что скоплено за долгий срок, теперь должно оказаться на столе, и чем больше, тем лучше. Поднялись Кольча старший и дядя Ваня. Они бережно ввели бабушку под локти. "Мама, тебе почёт и место." Бабушка на месте - ждёт. В роль вступил дед. Из-под стола он выудил четверть с водкой и молча разлил её по стаканам. "Ну, робята, со свяданьицем, за здоровье старухи." Бабушкин праздник начался. В горнице раздался властный, насмешливый голос Августы. "Мужичьё! Тихо! Мам, заводи." "Однажды морем я плыла на пароходе то-ом". Бабушка запевала стоя, негромко, чуть хрипловато и сама себе помахивала рукой. У меня почему-то сразу начало коробить спину и по всему телу россыпью колючек пробежал холод от возникшей внутри меня восторженности. Чем ближе подводила бабушка запев к общеголосью, чем напряжённей становился её голос и бледней лицо, тем гуще вонзались в меня иглы. Казалось, кровь густела и останавливалась в жилах. "Ай-яй, в глазах туман, кружится-а глава". Сильными, ещё неиспетыми, неперетруженными голосами грянуло застолье. И не песню, а бабушку, думалось мне, с трудом дошедшую до сынов своих и дочерей подхватили они, подняли и понесли. Легко, восторженно, сокрушая всё худое на пути, гордясь собою и тем человеком, который произвёл их на свет, выстрадал и наделил трудолюбивой, песенной душой. Вот и слёзы потекли по бабушкиному лицу, там и по Августиному, по тёти Марииному! Дядя Митрий, так и не притронувшись к вину и к закуске закрылся рукавом и сотрясался весь! Гулянка вошла в самый накал, народ распалялся от пляски, прибавлял шуму, визгу, топоту! Теперь уж всяк по и себе и все вместе: "Ай-яй, в глазах туман, кружится-а глава, едва ль стою я на ногах, но я ведь не пьяна!". Пели надрывно, с отчаянностью, даже дедушка шевелил ртом, хотя никогда никто не слышал, как он поёт. Гудел басом вдовый, бездетный Ксенофонт, остро вонзался в песню голос Августы - пели все - старые, молодые! Гулянка постепенно шла на убыль. Поздней ночью самых стойких мужиков дедушка и бабушка развели по углам да по домам. Но распал нашей гулянки не остывал совсем: ещё несколько дней пробивались её очаги то в одном, то в другом конце села. И отголоски песен слышались в одном, в другом дому: "Ай-яй, в глазах туман..." Праздник кончился. Но никто ещё не знал, что праздник этот, во всеобщем сборе, был последним. В том же году не стало дяди Митрия. Он поместился в одной ограде с моей мамой. С того тихого, ничем не приметного лета оградка над Фокинской речкой всё пополняется и пополняется. Кроме мамы, двух моих сестрёнок, Ксенофонта рыбака, покоятся там дедушка, бабушка, тётя Мария, дядя Ваня и его жена, тётя Феня, дочка Кольчи-младшего, Лидочка, и малый его сынок Володенька. Старые и малые. Все опять вместе. В тишине, единстве и согласии. Там, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания. Но жизнь бесконечная.