Карл Маркс - Капитал. Том 1. Отдел 4. Глава 12. Разделение труда и мануфактура

Том 1.
Процесс производства капитала.
Отдел 4.
Производство относительной прибавочной стоимости.
Глава 12.
Разделение труда и мануфактура.
На развитие канала
«Яндекс» - sobe.ru/na/na_...

[@pa4kul9l]

0:07 Параграф 1. Двоякое происхождение мануфактуры. 8:26 Параграф 2. Частичные рабочий и его орудие. 16:15 Параграф 3. Две основные формы мануфактуры. Гетерогенная мануфактура и органическая мануфактура. 39:40 Параграф 4. Разделение труда в мануфактуре и разделение труда в обществе. 1:00:58 Параграф 5. Капиталистический характер мануфактуры.

[@BIMMDIFF]

55:00 и далее 1:07:40

[@syndromdeman]

Чего там?

[@BIMMDIFF]

@@syndromdeman да нынешние левые все втирают какую то дичь про то что пролетариат это программисты. И со времен маркса все изменилось. Вот слушаю что ничерта не изменилось. И что рабочий класс это материально производительные рабочие. И они прогрессивные не потому что кто то умнее или ещё что. А потому что наиболее заинтересованы в освобождении.

[@MarEnLenSt]

@@BIMMDIFF Так точно! А, видимо просто голые тайминги не говорят о чем вы хотели намекнуть.

[@BIMMDIFF]

@@MarEnLenSt ну это вникать надо )))

[@MarEnLenSt]

@@BIMMDIFF КАК МЫ ЧИТАЛИ КАРЛА МАРКСА? Как это ни странно, мы были социалистами. Правда, наивными, невежественными; но постоянно кололо в душе жало, что нельзя жить, радоваться солнцу, деревьям, морской глади, человеческим голосам среди нечеловеческой нищеты, тьмы, нечеловеческих страданий народных. А жить так хотелось! Верилось в какое-то чудо: вдруг что-то случится, и все переменится, и придет счастье народное. Иногда приходило отчаяние, и странной казалась эта наивная вера среди полицейщины, жандармов, шпионов, провокаторов, среди тюрем, ссылок, казней, каторги. Сердце и глаза жадно искали, на что бы опереться. Студенты и курсистки сбивались в кружки для самообразования. Попал и я в один такой кружок. Я в первый раз услыхал, что есть наука - политическая экономия, что весь строй жизненный в конечном счете определяется экономическим строением, что существует Карл Маркс. Невежество тащилось за мной пудовыми гирями. В кружке решили читать «Капитал» Карла Маркса. Ну, Маркса так Маркса, - мне было все равно. Один из старых студентов сказал: - Что вы! Да разве можно начинать с Маркса, не имея ни малейшего представления о политической экономии? Ведь все равно ничего не поймете, только время убьете. Возьмите любой учебник политической экономии, вызубрите, - ну, тогда, пожалуй, и приступайте к Марксу. Нас, молодежи, студентов и курсисток, собралось человек пятнадцать. И начались муки. И не то чтоб Маркс поразил с самого начала сложностью построений и труднодоступностью. Нет, напротив, в первой главе он сбивал как раз тем, что говорил и растолковывал до смешного очевидные вещи. Товар есть прежде всего внешний предмет, вещь, которая по своим свойствам способна удовлетворить какую-нибудь человеческую потребность… Ну, так что ж? Это я отлично понимаю. 20 арш. холста = 1 сюртуку, или 20 арш. холста стоят одного сюртука. И это великолепно понимаю. Так в чем же дело? А в том, что каждое слово в отдельности отлично понималось. Слова складывались в фразы - и это понималось. Но когда надо было фразы сцепить вместе в одно целое, все разваливалось, и мы, ничего не понимая, сидели опять у разбитого корыта и мучительно начинали сызнова. По вечерам чтение продолжалось по пять, по шесть часов, а успевали прочесть полстраницы, а то и того меньше. А когда на другой день приходили - и это разваливалось, и прочитанное опять читали, как новое. Мне было особенно тяжко - нападала необыкновенная сонливость. Вот сидишь, напряженно слушаешь, во все глаза ловишь движения губ чтеца, и вдруг веки начинают наливаться, лицо читающего товарища длиннеет, длиннеет, делается журавлиным, да и сам он уже не Макарыч, а шпиц на Петропавловской крепости, качается, качается, да как вдруг… И я неожиданно качнусь на стуле… Да спохватишься, испуганно разинешь глаза и исподтишка оглядишь всех подозрительно - не заметили ли? И опять напряженно слушаешь, напряженно ловишь слова, и опять наливаются веки, и опять журавли… Всплывает, как был на охоте… Зайцы на задних лапах развесили уши, ухмыляются… И качнешься. Вот мука-то! Не то Карла Маркса читаешь, не то с журавлями, зайцами сражаешься. Так тянулось. И если в голове что-нибудь оставалось, так потому, что одно и то же место перечитывали раз по тридцать. Понемногу слушатели отпадали, переставали ходить, и нас осталось человек шесть. Мы не могли уйти: железными зубьями нас захватывал и втягивал в изложение Маркс, и уже нельзя было вырваться. Что же он говорил? А говорил, что новые ценности создаются только трудом. Как вы ни хитрите, говорит буржуазным экономистам Маркс, капитал не создает никаких новых ценностей, он только повышает производительность труда. Hо только труд, живой труд служит мерилом стоимости вещей. Так, строка за строкой, страница за страницей, Маркс громит буржуазную науку и на развалинах строит колоссальное свое здание. Мы подвигались. Пропала сонливость. Точно из болота мы вылезали на твердую, незыблемую почву, и кругом стало светлее. Прежде мы просто сердцем болели за страшную жизнь трудового народа. Теперь мы понимали, какой бы благородный, какой бы честный, отзывчивый человек ни был фабрикант, - а такие есть, - сколько бы он ни строил для рабочих больниц, библиотек, домов, все равно он - хищник, ибо все это делает на прибавочную стоимость, на отнятую у рабочего часть труда. И мы впервые не только поняли, но и почувствовали классовую непримиримость. Заставив нас мучительно преодолеть первые трудности, Маркс дальше разворачивался неотразимо увлекательно, как роман. Как гениальный художник, он рисовал колоссальные, потрясающие картины рабочей жизни в Англии, картины первоначального накопления и железный ход вещей, который неумолимо ведет теперешний капиталистический строй к социалистическому. И среди мрака царского и буржуазного владычества для нас загорелся вдали ослепительный яркий огонь надвигающегося, и кругом посветлело: явился смысл жить, работать, бороться. Александр Серафимович