Керенский А.Ф. о русском офицерстве после Февральской революции 1917. "Аудиоцитата".

[@СергейКорчагин-ю9л]

Сколько труда для подавления и предупреждения восстаний: и тайная, и явная полиция, и шпионы, и тюрьмы, и ссылки, и войска! И как легко уничтожить причины восстания.

[@FREiSYFX]

О приказе номер один Временного правительства за подписью военного министра Гучкова, который спровоцировал расправы над офицерами, даже не упоминает.

[@grekovmedia]

@@FREiSYFXГучков не подписывал этот приказ. Более того, он из-за него ушёл в отставку. Данный приказ был подписан уже следующим военным министром, А.Ф. Керенским

[@ЭлтунМамедли]

"Сведения о впечатлении, вынесенном Керенским от первой же встречи с Государем Императором нам дают записки ... вдовы последнего Царского министра юстиции Николая Александровича Добровольского, в первый же день переворота арестованного Временным правительством и впоследствии расстрелянного большевиками. В то время как Царский министр был водворен в одну из камер Петропавловской крепости, революционный министр, Керенский, въехал в дом министра юстиции, где застал еще госпожу Добровольскую... Через несколько дней ночью ...служитель пришел ее просить от имени Керенского прийти в его кабинет... "Простите, что вас обеспокоил, - обратился Керенский к ней, как только она вошла, - но мне необходимо было поделиться с Вами только что пережитыми впечатлениями, глубоко меня взволновавшими. Знаете ли, откуда я только что приехал? Из Царского Села, где я только что видел Государя Императора и разговаривал с ним. Какое несчастие случилось! Что мы наделали... Как могли мы, его не зная, сделать то, что мы совершили. Понимаете ли, что я совершенно не того человека ожидал увидеть, какого увидел... Я уже давно приготовился к тому, как начну мой разговор с Царем: я собирался прежде всего назвать его "Николай Романов". Но я увидел его, он посмотрел на меня своими чудными глазами, и... я вытянулся и сказал - "Ваше Императорское Величество". Потом он долго и много говорил со мной. Что это за разговор был! Какие у него одновременно и царственная простота, и царственное величие! И как мудро и проникновенно он говорил... И какая кротость, какая доброта, какая любовь и жалость к людям... Понимаете ли, что это есть идеал народного правителя! И его-то мы свергли, его-то окрутили своим заговором! Мы оказались величайшими преступниками...". Долго еще Керенский в истерических восклицаниях изливал свое отчаяние и свое раскаяние. Дня через три Керенский опять пришел к госпоже Добровольской, расстроенный и тревожный, и очень просил ее забыть их ночной разговор и никому о нем не рассказывать: иначе, как объяснил Керенский, ему от его единомышленников грозили большие неприятности".