Казаки, покорившие мир. Хор Донских Казаков Сергея Алексеевича Жарова.

Сегодня в странах бывшего СССР о Донском казачьем хоре Сергея Алексеевича Жарова знают лишь немногие. Созданный в тяжелейших условиях военного лагеря Чилингир в Турции в 1921 году, ставший легендарным, хор за почти шестидесятилетнюю историю своего существования объехал весь мир, выступал на самых знаменитых концертных площадках, пел перед королями, императорами и президентами, и неизменно пользовался огромным и заслуженным успехом.
Высокую оценку исполнительскому мастерству хора давали не только русские эмигранты, для которых чудесное пение хора служило напоминанием о безвозвратно потерянной родине, но и маститые музыкальные критики и корифеи хорового искусства. Выдающийся русский композитор С.В.Рахманинов очень любил хор и неоднократно поддерживал Жарова в его новаторских аранжировках и неожиданных прочтениях известных произведений. Ф.И.Шаляпин, будучи сам великолепным знатоком и исполнителем русской песни, отдавал должное певческому мастерству казаков. Специально для хора делали аранжировки и писали произведения такие корифеи музыкального искусства, как К.Н.Шведов и А.Т.Гречанинов и другие известные композиторы.
Сергей Алексеевич Жаров - выпускник Синодального училища хорового пения сумел создать уникальный певческий коллектив, явившийся достойным продолжателем лучших традиций хорового пения дореволюционной России. Успех хора за рубежом был поистине ошеломляющим. Но почему, будучи столь знаменитым и признанным во всем мире, этот уникальный хор до сих пор так мало известен на своей родине? Причин этой безвестности хора в своем отечестве несколько. Первая из них состоит в том, что время создания и расцвета хора - 20-е и 30-е годы ХХ века - пришлось на период самой ожесточенной борьбы советской власти с традиционной русской культурой - в своей основе христианской. В те годы, когда в Советской России казачество истреблялось под корень, и даже принимались постановления, запрещавшие исполнять казачьи песни, выступления хора Донских казаков у себя на родине были просто немыслимы. Те, кто пытался хоть как-то сохранить дореволюционную культуру и национальные традиции рассматривались как первейшие враги новой власти. Хор имел в своем репертуаре множество церковных песнопений, которые всегда исполнялись в первом отделении, чем Жаров подчеркивал духовную сущность национальной песенной традиции. Это отнюдь не было плюсом с точки зрения идеологов безбожной власти. В архиве Жарова сохранилась карикатура, на которой изображен Сталин, заткнувший уши, чтобы не слышать пение хора.
Наша мать Расеюшка супостатам отдана,
Супостатам отдана - провалиться им до дна…
Так пел Жаровский хор в самый разгар сталинских репрессий в середине 30-х годов. Конечно, после таких песен нечего было и думать о выступлении хора на родине. По тем же идеологическим причинам пластинки с записями хора никогда не издавались в Советском Союзе.
Скончался Сергей Алексеевич Жаров в 1985 году в городе Лейквуде (штат Нью-Джерси). К сожалению, как это часто случается, ближайшие родственники Жарова не сумели оценить масштаб его таланта для русской и мировой музыкальной культуры и не сохранили его наследие. После смерти великого регента дом, в котором хранился его бесценный архив, долгое время пустовал. Спустя какое-то время он привлек к себе внимание охотников за легкой наживой и был ограблен. Некоторые личные вещи и документы Жарова попали в руки опытного антиквара, который понял, что они принадлежали всемирно известному музыканту и представляют собой большую культурную ценность. Наведя справки о доме и узнав, что он практически брошен и никак не охраняется, антиквар беспрепятственно вывез из него все, что представляло собой какую-либо ценность. Таким образом, архив Жарова оказался в частных руках, был выставлен на торги. Большая часть осела в частных коллекциях, в основном в современной России.
В начале 30-х годов Емельян Клинский встретился с Жаровым, который в ту пору уже находился на вершине славы. "Вы пели в Метрополитене! Вы достигли наивысшего! Какая у Вас теперь цель?" - спросил он великого регента. В глазах его собеседника появилась грусть: "Самая высокая! Может быть, недостижимая!" - "Я смотрю на Жарова. Я понимаю его без слов. Мы оба молчим. Наши мысли далеко, и, поборов волнение, я крепко жму его руку: "Я желаю Вам, чтобы Вы достигли этой цели!.. Чтобы хор Ваш на нашей Родине, перед нашим народом, на русской сцене, забыв года изгнания спел "Верую!.."